Белые ночи, синие дни - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

–Вы извините, но все столики заняты…

Я исподволь разглядела его: да, красавец, но при этом совсем не прекрасный во всех отношениях метросексуал, а брутальный мужчина в духе Бандероса. От него пахло незнакомой мне, но обвораживающей туалетной водой. И еще почему-то – морем…

И сердце вдруг толкнулось: а что, если он, этот незнакомец, – достойная замена моему, кажется, утраченному навсегда, Георгию?

Через десять минут мы болтали с ним как старые приятели. Его взгляд был обволакивающим, как и его одеколон. От него так и исходили флюиды мужественности. Казалось, их могло хватить на всех теток в книжном кафе – однако его корпускулы любви имели единственный адрес, и атаковали одну меня.

Я не стала раскрывать перед незнакомцем карты: просто туристка, приехала на выходные развеяться в северную столицу. Он сказал, что работает в автобизнесе, и это могло означать все, что угодно. Может, он впаривает в крутом салоне новые «Вольво». А, может, чинит старые «Жигули». Впрочем, какое это имеет значение – когда руки у него сильные, а пальцы тонкие, с ухоженными ногтями. И говорил он тоже как обволакивал: тембр голоса, как у Высоцкого, а слова – нежные. Я почувствовала, что у меня замирает под ложечкой и холодеет внизу живота.

Он сказал:

–Хотите, я покажу вам Питер, какой вы ни разу не видели?

–Такого Питера нет. Я здесь была тридцать восемь тысяч раз, и видела все.

–Вы себе льстите. А памятник Носу? А дом, где жил Раскольников? А котельная, где работал Цой?

Да пусть хоть котельная, с такими-то руками и голосом!.. И через пять минут мы сидели в его машине, очень достойной «Ауди» с кожаным салоном, и он пришпорил своих лошадей вдоль да по Невскому…

А когда был осмотрен – каюсь, изнутри кондиционированной прохлады авто – дом Раскольникова и уже назревал первый поцелуй, у моего рыцаря зазвонил телефон. Он взял трубу и вдруг гаркнул:

–Че ты мне звонишь?! Сам ни черта решить не можешь?!

Превращение ласкового кавалера в вопящего смерда оказалось столь стремительным, что я даже вздрогнула.

А дальше – не стесняясь ни меня, ни канала Грибоедова – он вдруг обрушил на своего собеседника – по-видимому, подчиненного – такой поток злобного мата, что у меня аж дыхание перехватило. Мой принц брызгал в трубку слюной, и на его лбу от злобы вздулась жилка. Казалось, он готов от ярости выпрыгнуть и из кожаного сиденья, и из льняных штанов. Таких зверских ругательств я не слышала даже от грузчиков нашей магазинной сети на всех просторах СНГ.

А когда он закончил, то преспокойно бросил трубку на «хэндс-фри» и почти ласково обратился ко мне:

–Ну, что – погнали дальше?

Мы объездили с ним еще штук шесть неизвестных питерских памятников – но я отклонила его предложение поужинать. И никаких поцелуев в авто больше у нас не назрело. С моей стороны и не могло назреть, как он ни ерзал.

По отношению к своему новому знакомому я вдруг стала холодна, как лед, а когда он однажды дотронулся до меня своими сильными длинными пальцами – даже вздрогнула. Нет, я вовсе не пай-девочка, могу и сама для придания речи сочности запулить ненормативной лексикой – но я терпеть не могу хамелеонов. Со мной он, значит, ластится, как котик; на подчиненного орет, как разгневанный буйвол, а с начальством или с крутыми, наверно, скулит, как поджавшая хвост собака?..

Может, я слишком требовательна и несправедлива, но мы расстались просто друзьями (и даже обменялись телефончиками), но ни отвечать на звонки моего нового знакомого, ни встречаться с ним мне больше не хотелось…

…А потом начались будни. Я по-прежнему проживала у милой старушки на Лиговке. И оказалось, что в Питере – как, наверно, в любой точке на земле – жизнь далеко не столь безоблачна, как кажется в первый день, когда утреннее солнце ломится в окна.

Я наведалась в порт. Меня манили синие просторы. У пирса стоял белоснежный паром. В криках чаек мне чудилось: «Плыви! Плыви!..» Но когда я, с третьего захода, добилась аудиенции в кадрах, мне предложили место буфетчицы на сухогрузе, уходящем в Арктику. И преподнесли сие как величайшее одолжение, за которое я должна расплатиться – желательно, натурой, не выходя из начальственного кабинета.

Я уже планировала совершить инкогнито налет на столицу – за дипломом и трудовой книжкой – и снизить уровень своих притязаний до дилера в плавучем казино – как однажды на выходе из порта все-таки столкнулась нос к носу с ним…

–Ты… – только и произнес Георгий.

Я подтвердила:

–Да, это я.

–Как ты здесь?

–Вот хочу попроситься юнгой на твою яхту.

–Яхту?! – поразился он.

–Ты что, не строишь больше яхт?

–Нет.

–Что же ты делаешь в порту?

–Собираюсь в Барселону. Представителем «Роскомфлота».

Он нетерпеливо глянул на часы.

–Что, летишь на всех парусах? – спросила я.

–Признаться, да. На послезавтра куплен билет, а жене до сих пор еще визу не дали.

–Ты давно женат?

–Года четыре. А ты?

–А я только собираюсь, – соврала я.

–За кого?

–За одного яхтсмена.

Врать так по-крупному!

–Я его знаю? – нервно спросил он.

–Нет, – сказала я.

Он сразу успокоился. И, кажется, даже, сволочь, искренне порадовался.

–Поздравляю. На свадьбу пригласишь?

–Мы лучше вместе с ним придем к тебе в Барселону на своей яхте.

–О, давай! Жена будет очень рада. И старший сын – тоже. Они скучают без яхт.

–А ты – скучаешь?

В вопросе был двойной смысл. Я имела в виду: скучаешь – по мне. А он услышал: скучаешь – без яхт.

–Я?.. Я, признаться, нет. Наверно, в молодости парусами объелся. Ну, ты извини, мне пора бежать. Еще куча дел осталась.

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6